Начало моим генеалогическим поискам предков положил документ, найденный в семейном архиве — метрическая выписка о рождении и крещении Стефана Григорьева Косяка за 1850 год. Поскольку это самый старый документ, который пока удалось найти, то с него и начались поиски.
Документ состоит из двух частей написанных в разные годы. Первая часть датирована июнем 1867 года и написана в деревне Ижа (по всей видимости гусиным пером) рукой настоятеля храма Иосифа Обручника священника отца Адама (фамилия неразборчиво) с приложением церковной печати. Это собственно выписка из метрической приходской книги за 1850 год о рождении моего двоюродного прадеда Стефана Григорьевича Косяка. То есть Стефану в 1867 году было уже 17 лет и ему понадобился подтверждающий его личность документ, за которым он и пришел к отцу Адаму. А вот зачем он понадобился Стефану крестьянскому сыну — об этом чуть позже.
Вторая часть метрической выписки написана в г.Вильно (г.Вильнюс) в Литовской Духовной Консистории 7 января 1893 года, и является по сути подтверждением подлинности выписки за 1867 год. Писано каллиграфическим подчерком писаря, железным пером. Подписал эту часть документа член Консистории протоиерей Иоанн Котович.
Для чего Стефану Косяку понадобилось на сорок третьем году жизни вновь удостоверять (теперь уже в самом Вильно), что метрика выданная в родной Иже действительная и подлинная? Все просто — прадед сменил и место жительства и, род занятий. Григорий Косяк желал для своего сына лучшей доли и не пожалел ни сил, ни средств для того, чтобы его сын Стефан получил образование и не пахал фамильные «косяки» земли в родном Застенке ижанском. Так в 1867 году метрика Стефану понадобилась вероятно для поступления в училище, а в 1893 подтверждение метрики уже было нужно для того, чтобы занять должность Старшего учителя Щучинского приходского училища.
Но, не будем забегать вперед и вернемся к моменту рождения прапрадеда Стефана Косяка. Итак, 1850 год, Виленская губерния, Свентянский уезд, Застенок в имении Ижа. Прошло 55 лет с 3-го раздела Речи Посполитой. Не знаю брались ли за косы мои предки во время восстания Костюшко или нет, но российский двуглавый орел раскинул свои крылья над ижанскими землями и мои прапрапрадеды начали изучать русский язык. Не вполне ясно на каком языке говорили мои предки в 1795 году — на польском или на беларуском, но после запрещения преподавания в школах на польском языке (в 1836 году), закрытия Виленского университета, ликвидации Берестейской унии (в 1839 году) и отмены действия Статута ВКЛ (в 1840 году) русификация «Северо-Западного края» пошла полным ходом. Однако, я не сомневаюсь, что и до 3-го раздела, и после него родным языком моих предков оставался беларуский. В Иже православная церковь Иосифа Обручника, в которой крестили Стефана Косяка, стала православной лишь в 1839 году после запрещения унии и присоединения прихода к Московскому патриархату. А во времена унии, литургия и требы в церкви совершались на церковно-славянском языке, священство проповедовало на народном беларуском языке, а катехизис был отпечатан на «посполитой» мове (в соответствии с постановлениями Замойского собора). Церковное делопроизводство так же велось на польском — фундушевая запись, акты визитации, описания, ведомости о народонаселении и др. (1754-1837 гг.) по Ижанской греко-униатской церкви Ошмянского благочиния Завилейского уезда хранятся в Литовском государственном архиве г. Вильнюс.
По Европе уже бродил «призрак коммунизма» а у нас происходило брожение иного рода — на моей исторической родине набирал силу «картофельный бум», со всеми вытекающими последствиями в виде «бульбянки» — картофельной водки. Со времен введения волочной померы «косяки» в «застенках» так же как волоки обрабатывались по трехпольной системе : озимые-яровые-пар. Бульбу традиционно никто не выращивал. Однако в пятидесятых годах белорусские броварни перешли на производство «горелого вина» из картошки, которой крестьяне начали активно засевать поля и огороды. Спрос на бульбу рос и оборотистые крестьяне видели в этом возможность поправить свое финансовое положение. Думаю, что и мой прапрадед Григорий внес свой вклад в «картофелизацию» края, а на заработанные средства его сын Стефан смог получить образование.